КОЛОКОЛА ГРОМКОГО БОЯ

     Нид вновь стоял над обрывистым поворотом тропинки, перекрытым с опасной стороны двумя рядами прочных лееров. Здесь десять часов назад разыгралась трагедия.
     – Если бы я был Кареном Сорном, – пробурчал себе под нос общественный комиссар, – я бы... Я бы для начала был выше на восемнадцать сантиметров, вот так.
     Он без труда выломал в скалах наверху относительно плоский гранитный камень требуемой толщины и поставил его у лееров на то место, где стоял перед катастрофой Сорн. По привычке закрепившись карабином со страховочным тросом, Нид перегнулся вниз через леер. Однако его новый рост сделал это мероприятие небезопасным: чувств равновесия подсказало комиссару вытянуть назад левую ногу, балансируя на опасной грани. Конечно, можно было поступить по-другому: встать на колени, просунуть голову сквозь леерную ограду и заглянуть вниз. Но, во-первых, это действие оставило бы следы на почве тропинки и на одежде Карена Сорна, а во-вторых, комиссар Нид просто не мог представить себе этого человека стоящим на коленях. Во всяком случае, без крайней к тому необходимости.
     – Это объясняет одну из загадок, – вновь заметил комиссар сам себе, хотя теперь посторонний наблюдатель мог бы заметить, что говорит он всё-таки не себе, а своему диктофону в нагрудном кармане. – Теперь я знаю, почему он здесь прыгал на одной ножке. Но зачем он туда вообще наклонялся – из чувства желанного риска? Не верю.
     Переждав порыв ветра, комиссар вновь свесился вниз. Его упорство было вознаграждено: между выступами скалы торчал еле заметный металлический кончик какого-то предмета. Блеск его привлёк внимание общественного комиссара. Быстрыми привычными движениями Нид спустился на выступы, не забывая о страховке. Нагнулся и вынул из расселины маленький блестящий цилиндрик: точную копию планетолёта первого класса «Ориноко», прославившегося четыре года назад своим фантастическим рейдом на Юпитер. Нид проворно вскарабкался обратно и только на тропинке уже рассмотрел свою находку: то была старинного образца чернильная авторучка, очень аккуратной ручной работы, покрытая сверху слоем благородного кристаллического иридия...

     – Вы уже нашли преступника? – требовательно спросила в экранной глубине Лави Миркен.
     – Я не могу ответить на этот вопрос по закону, пока не предъявлю официальное обвинение, – развёл руками Нид.
     – Я понимаю. Значит – нашли, и теперь ищете доказательства его вины. Что ж, спасибо вам. И хорошо, если мои подозрения не подтвердятся.
     – Версию с самоубийством вы отметаете полностью? – участливо спросил Нид.
     – Исключено. Ведь я знала его много лет, я была его подругой жизни. Он мог покончить с собой, не спорю. Но – не сейчас, не в такой момент! Слишком грандиозны были планы...
     – Планы?
     – Он собирался воспользоваться тем, что его пригласили в Совет Экономики. У него готов был проект, он собирался убедить Совет кредитовать созданные им артели большими средствами. Ведь он уже три года вынашивал этот план! Автономные фермы для снабжения небольших космических заводов на Юпитере кислородом, едой и чистой питьевой водой. С тех пор как «Ориноко» в атмосфере Юпитера нашёл иридий, в Совете Экономики все, кто имеет отношение к тяжёлой промышленности, только сидят и вздыхают, что не могут пока выделить соответствующие ресурсы на звездоплавание. А он – может. Он убедил созданные им коллективы, он затратил свой престиж, своё влияние... Карен просто жил этой идеей: нельзя всю жизнь заниматься консервами, консервы – лишь один из шагов вперёд. Ему виделось космическое пространство – оперативный простор для его новых экономических планов! Он рассчитал, что их вложения сократят расходы общества на освоение атмосферы Юпитера на одиннадцать процентов. Хотел увлечь этой идеей и другие коллективы – успешные, крупные, состоящие из энергичных специалистов. Для него это был бы грандиозный триумф, неограниченное новое поле деятельности. Но что ещё более важно – он даёт... давал тем самым простор для молодых управленцев, выросших под его руководством. Он ведь был ещё и учителем: жёстким, чутким, требовательным, очень внимательным. Никогда не лез вперёд там, где мог пропустить того, кто талантливее. Когда-то даже в биатлон играть перестал – нашлись те, кто был лучше его, а он брал напором, энергией. Вот эту-то энергию он и тратил всю жизнь на других...
     Из глаз женщины вдруг выкатились одна за другой две крупных слезы.
     – Ох, простите, – сказала она.
     – Это вы меня простите, – возразил Нид, который очень жалел её.
     – Ну, хорошо, – сказала она. – В общем, не мог он с собой покончить. Он видел триумфы впереди, вершину за вершиной. Он любил триумфы – свои, чужие, всякие. Вообще, он праздники обожал. На работе у него всё время веселились в свободное время, что-то праздновали, отмечали, были какие-то выставки, диспуты, поездки...
     – Понятно. А в каких отношениях с ним был Рож Дамон?
     – Да ни в каких особенных. Были они друзьями, вместе совершали подвиги, а потом расстались. У Дамона-то интересов особенных не было. Землю попашет, попишет стихи. Где есть по нему специальность или вакансия – устраивается, не тужит. Дамон очень бесстрастный, мне так кажется. А у человека должна быть страсть.
     – Дамон – расчётливый? Достигает своих целей? – спросил Нид.
     – Нет, не думаю. – Лави Миркен отрицательно повела рукой. – Не думаю. Да у него и целей-то нет специальных.
     – А в последнее время Дамон интересовался делами Карена Сорна?
     – Да, интересовался. Начал вдруг звонить Карену по вечерам, пользовался свободным вектором. Карен злился день ото дня, но мне почти ничего не говорил об их разговорах.
     – Почти? – удивился Нид.
     – Почти. Я только поняла, что Рож Дамон уговаривал Карена, что при нынешнем общественном строе дальше, чем сейчас, ему не пойти. И призывал к благоразумию: мы, мол, обычные люди, где нам с системой-то бороться, съест она нас. А потом Карен просто перестал мне об этом говорить.
     – Вот как?!
     Общественый комиссар поднял брови: дело оборачивалось очень неожиданной стороной.
     – Последний вопрос, – сказал он. – А почему Карен уехал отдыхать в Англию без вас?
     – Он не отдыхать уехал, – ответила Лави Миркен. – У него там была назначена деловая встреча.
     – Благодарю вас, – вежливо наклонил голову Нид. – Ах, да: где Сорн заказывал такие вот авторучки?
Женщина в экране долго рассматривала серебристый предмет.
     – Это он не заказывал, – ответила она наконец. – Это было изготовлено каким-то мастером по дизайну как памятный подарок экипажу «Ориноко». Но... дизайнер не учёл, что экспедиция вернулась не в полном составе. Одну из двух свободных авторучек астронавты подарили Карену, ознакомившись предварительно с его проектом. А он ей почти не пользовался. Он не стал бы пользоваться памятным сувениром, изготовленным не в его честь.
     – Но увёз её с собой?
     – Нет. Он её точно не брал.
     – А зрение у него, кстати, было хорошее?
     – Очень. Карен Сорн был когда-то стрелком-снайпером. Я же говорила вам, он выступал в соревнованиях по биатлону. За четыре километра он легко отличал сидящую на дереве ворону от галки. Даже в сумерках.

     Дисколёт готовили к отправке. Из разверстого зева трюма несло сырым холодом.
     – Подбросите обратно до Норвегии? – спросил Нид у диспетчера, склонившегося над пультом погрузочного канала.
     – Если в скафандре, то можно, – с сомнением ответил диспетчер. – У вас есть стратосферный скафандр?
     – А без скафандра не получится? – спросил общественный комиссар.
     – Это рефрижератор, – возразил диспетчер. – Увы.
     – Увы, – согласился Нид. – Скафандрами машина, как я понимаю, не комплектуется?
     – Нет.
     – А тот, что привёз на себе пассажир? Он сдал его, или это был его собственный скафандр?
     – Собственный, наверное, – удивлённо сказал диспетчер, отрываясь от работы. – А что, вам очень срочно надо в Норвегию? Я могу вызвать реактивный...
     – Не стоит беспокоиться, – сказал Нид. – Я потерплю.

Окончание будет