КОЛОКОЛА ГРОМКОГО БОЯ

Эпилог. Скопление АБС-404. Две земных недели спустя.

      — Сми-и-рно!
      Конная гвардия взяла «на караул», парадные киверы, украшенные индюшачьими гребешками, качнулись по команде направо. Лес штыков взвился в воздух, окружая колючим каре внутренний прямоугольник двора. Генерал Лавэ, в мундире, при полном параде, утёр платком свой огромный нос, бурно вспотевший от волнения, и принял из рук господина Мусташа маленькую алую коробочку.
      — Господин Арсен! — воскликнул он, подойдя к Имиру Торвену. — Как исполняющий обязанности президента новой республики, я уполномочен в этот торжественный час вручить вам высшую награду нашей планеты — орден Легиона Чести!
      — Слава! Слава! Слава герою! — троекратно раскатилось окрест.
      Генерал, смешно подпрыгивая, прикрепил орден к рабочей куртке землянина. Тотчас два юных, но суровых знаменосца осенили голову Имира Торвена бело-красными знамёнами республики, а военный оркестр грянул короткий, но звучный знаменной салют.
      — Поздравляю вас с наградой, — скромно сказал генерал Лавэ, на груди у которого красовалась уже целая коллекция разнообразных регалий.
      По знаку капельмейстера медь военного оркестра вновь пришла в движение; над внутренним двориком президентского дворца поплыл величавый и торжественный гимн, быть может, самый древний среди этих звёзд, древнее самого скопления АБС-404: тревожная, зовущая музыка, призывающая людей к вечному единству в труде и в боях против мирового зла, где бы и в какой бы форме оно не возрождалось. Господин О и редактор «Зари» Ла Гош плакали, слушая эту музыку; поодаль в толпе стоял с видом мировой скорби Хачи Каминоке, а рядом с ним подпрыгивала и пританцовывала на месте чистенькая, хорошо одетая Лоло, хлопая в ладоши и радостно бибикая от возбуждения. Снаружи, на площади перед дворцом, музыку слушали в спокойном молчании усталые бойцы рабочих отрядов — потёртые пиджаки, винтовки и автоматы через плечо, в руках скомканные кепки...
      Когда смолкла музыка, Лавэ широким жестом указал Имиру Торвену на микрофон, стоящий у края помоста посредине внутреннего двора.
      — Не хотите сказать пару слов, любезный мой Арсен? Вас сейчас слушает вся планета!
      — Коль так, не откажусь.
      Землянин взобрался на помост и, выждав короткий сигнал фанфар, сказал, глядя перед собой — в небо:
      — В этот день я хочу поблагодарить жителей Кантоны — поблагодарить за то, что они наконец-то показали истинное лицо своей цивилизации. В вашем мире я гость, посланец далёкой планеты, давно и почти благополучно преодолевшей ваши нынешние трудности. Знание истории и любовь к людям заставили меня первое время вообще не верить в то, что я увидел здесь, на Кантоне, да и на соседних планетах вашего шарового скопления. Пьяные безумцы, толкающие цивилизацию к пропасти; старые сифилитичные проститутки, маскирующие свои отвратительные лица за дорогой косметикой, интеллектуальные снобы, убеждённые в своём превосходстве над простыми смертными до такой степени, что они начали уже было делить субстрат своего существования — науку — на удельные вотчины, дробя и затирая её вместо того, чтобы всемерно помогать ей... Вот какой предстала передо мной Кантона!
      В толпе за стенами послышались настороженные, нервные смешки.
      — Но я видел другую Кантону, — продолжал Имир Торвен. — Я видел планету рабочих, инженеров, научных специалистов; я видел фермеров и ремесленников, влюблённых в своё дело. И мой опыт, опыт родной планеты и тысяч других планет, подсказывал мне: вот оно, истинное лицо Кантоны! Не дегенераты, руководящие подпольем, не предатели во власти, не выскочки, своими эскападами заслужившие себе политическую популярность. Рабочий народ! Я верил в его силы, в его здоровую природу, и я не могу сказать ни того, что моя вера была слепой, ни того, что она не оправдалась! И я хочу пожелать народу Кантоны, чтобы эта вера оправдывалась и в дальнейшем... Нет ничего легче, чем посадить на свою голову бездарных управителей (генерал Лавэ побледнел), циников и демагогов, набирающих стремительно вес на политической арене на волне своей победной популярности! Нет ничего проще, чем доверить судьбу мира тем, кто уже продемонстрировал склонность к предательству и неспособность решать даже самые простые вопросы с позиций порядочности и чести. Предприниматели, учёные, работники искусства — почти все, кто мог предать Кантону или предоставить её своей судьбе, сделали это. Положение спасли вы — миллионы рабочих и крестьян, не боги, не цари и не герои, а настоящие честные труженики! Это и есть лицо вашей цивилизации! Это — Кантона!
      Шум в толпе перешёл в рёв.
      — Я обращаюсь к вам в этот миг победы с одной просьбой, — завершил Торвен свою речь. — Я хочу, чтобы каждый из тех, кто слышит меня, осознал: сейчас в истории Кантоны настал необычный момент. Вы можете взять судьбу планеты в свои руки, не дожидаясь, пока её разграбят и опозорят ваши нынешние «хозяева жизни». Ваш мир не разорён и не обесчещен, вам нет нужды ждать перемен к лучшему, пока вы в силах сами организовать эти перемены; вы должны действовать, бороться за лучшее будущее, пока вас и вашу историю вновь не прихлопнуло гнётом чьего-нибудь пресс-папье...

      Со Следопытом Торвен встретился в парке экономического отделения Эколь. Здесь уже вовсю властвовало лето; в длинном пруду летали лодки, толстые студенты сгоняли на беговых дорожках буржуазный жирок в промежутках между экзаменами. Следопыт шёл медленно, цепко оглядываясь, словно ожидал удара. Над озером крутились стрекозы, и чистый голос Мервэ Шотез пел в радиорепродукторах новую песню о победе: «Этот праздник — день свободы, и столица вся в цветах; бело-красный стяг народа на балконах и домах. Мы на баррикадах ждали этих дней не зря — лишь в свободе, не в наградах, светит новая заря...».
      — Думаете о ней? — спросил Следопыт, искоса взглянув на Имира Торвена.
      — И о ней тоже.
      — Не жаль вам улетать на Атмар?
      — Меня обязывает долг. Вы же понимаете, вопрос тут не в жалости... Скорее я тревожусь за то, как дела пойдут здесь, на Кантоне! Мираи ведь имеет не одну эскадру, хотя другие и слабее!
      — Империя встала в положение жертвы, — усмехнулся Следопыт. — Единственный вернувшихся корабль Звёздной Гвардии, флагманский, послужил для них хорошей антирекламой атомного оружия. Там масса пострадавших и облучённых. Теперь Империя во имя Великой Справедливости требует от Кантоны отказаться от этого ужасного оружия, а президент Лавэ, напротив, обещает сделать из Кантоны ядерную державу.
      — Что слышно о Сигдаре Тарике?
      — Похоже, Гиркан опять упустил его. Впрочем, Гиркана можно понять: на Вилиминтали какие-то нестроения, видимо, опять мутят воду недобитки из ИИТ. Откровенно говоря, Имир, мне страшно за вас. Они не простят вам!
      — Они уже не простили. Интереснее то, как бы всё-таки поймать профессора Тарика!
      — Уподобляетесь генералу Лавэ? Зачем вам Тарик?
      — Гуманист, возненавидевший людей, становится самым опасным из врагов человечества, — медленно сказал Имир Торвен. — Он — диссидент, а диссиденты — почти всегда подлецы.
      — Даже те, кто борется с несправедливой системой?
      — Даже они. Те из них, кто не подл, становятся не диссидентами, а революционерами; они сражаются с оружием в руках... А в любом диссидентстве всегда есть элемент порока: как можно кланяться власти, одновременно с этим ругая её, и воображать при этом, что ты и есть борец с режимом!
      — Я боюсь, что этот мерзавец всё-таки захочет до вас добраться, Имир...
      — А за меня не бойтесь: я получаю то, чего заслуживаю. Мне, в свою очередь, грустно становится за вас.
      — За меня? Почему?!
      — Вы всегда были одиноким, в отличие от любого из нас. Мы все что-то получили в этой войне. Я, к примеру, получил орден, а в перспективе, возможно, получу ещё педика-зятя. Это если не считать того, что политические процессы в скоплении АБС-404, будучи освобождены из-под гнёта ИИТ, принимают нормальное, исторически предсказуемое направление. Для меня этот результат важнее всего остального. Генерал Лавэ получил президентское кресло, Профессор и его банда — помилование и новое направление для исследований, которое они уже не забыли присвоить себе. Мервэ Шотез, — он прислушался к голосу певицы, — получила от меня немного счастья, а заодно кое-какие гарантии обеспеченной старости, что в этом мире весьма немаловажно. Моя дочь получила отца и жениха, что бы она там ни думала. Мирайцы получили в нос! А что получили вы, мой друг?!
      — Лавэ, — безмятежно ответил Следопыт.
      — Зачем вам Лавэ?
      — Он будет развивать военно-промышленный комплекс, я буду контролировать это развитие. Постепенно мы возьмём в свои руки эту отрасль экономики, обломив тем самым все надежды ИИТ на беспроблемное завоевание Кантоны.
      — И вы ещё упрекали мня в том, что я мыслю не как землянин, а как экспонат исторической кунсткамеры! — воскликнул с горечью Имир Торвен.
      — Да, мой друг, увы. Мы с вами становимся экспонатами. И это не так уж плохо! Мир на пороге войны, в таких условиях рассуждать о моральности наших действий могут на полном серьёзе разве что подготовишки школы второго цикла, начитавшиеся книжек про древние сражения. А бесчестных поступков мы с вами, коллега, не совершаем. Мы ведь не можем уничтожить ВПК на этой планете? Значит, весь вопрос в том, кто его контролирует — они или мы?
      Историк помолчал с минуту.
      — Вы правы, — сказал он в конце концов. — Тем более что без военно-промышленного комплекса кантонцы не смогли бы одержать эту победу.
      Следопыт грустно посмотрел на своего соотечественника.
      — Победу? — переспросил он. — Друг мой, и вы называете это победой? Галактика на грани катастрофы! Ныне начинается самая невиданная из всех войн — война космическая! И тёмные силы стоят за движущими пружинами этой войны, тёмные и неведомые даже вам, профессиональным историкам...

      С высоты временного балкона, возведённого над базой в кратере Хаха, Император наблюдал сквозь толстое противометеоритное стекло за тем, как из щели заводских ворот полк за полком выходили киборги. Оо Сукаси, потерявший один глаз и все волосы, но украшенный почётным поясом награды и парными мечами у пряжки, стоял на коленях за правым плечом Императора. Поодаль теснились свитские офицеры, адьютанты, придворные — все те, кто составлял свиту мирайского властелина при так называемом малом космическом выходе.
      Император втянул гэнно в обе ноздри разом из черепаховой, в форме морского моллюска, чаши, осыпанной по краю аквамариновыми кабошонами.
      — Прекрасно, — сказал он. — Просто восхитительно. С этой армией, мой Оо, мы завоюем всю Вселенную! И ты, мой друг, когда поправишься окончательно, станешь главным маршалом моих непобедимых эскадр!
      Бывший флаг-штандартмейстер поднял к своему повелителю изуродованное лицо, скрытое серебряной маской новенького глухого шлема.
      — Во имя Великой Справедливости! — сверкнув серебряными доспехами, глухо произнёс он.
      — Оставьте мня все, — повелел Император. — Потрясённый увиденным, я должен подумать и сложить четверостишие в своих внутренних покоях, под сенью свежераспустившегося мака...
      Жестом отослав своих подданных, Император прошёл в маленький внутренний альков, служивший ему местом для медитаций. Три драгоценных ключа отперли большой потайной сейф в углу алькова. Опустившись перед сейфом на корточки, Император медленно воздел голову; лицо его озарила улыбка.
      — Ты был прав, мой вечный союзник и руководитель! — прошептал он. — Ты снова был прав. Ты ведёшь меня от победы к победе! Благодаря тебе, мы станем непобедимыми и принесём всей Вселенной Великую Справедливость!
      «Конечно, мой мальчик!»
      На лицо и белые сапожки Императора лёг переливчатый розовый отсвет.
      — Что мне делать дальше?
      «Строй новые эскадры. Готовься к новой войне. Не с Кантоной, нет! Мы направим свои корабли дальше, к беззащитным планетам соседних звёзд!»
      — Повинуюсь твоей воле, — тихо сказал Император.
      «Вот и хорошо...»
      Из тёмной глубины сейфа медленно выплыло большое, переливающееся кольцо оранжевой плазмы. Зависнув над головой Императора, оно медленно повернулось несколько раз, испуская слабый запах азотных окислов. Затем осторожно легло на плечи мирайского властелина.
      «Вот и ладно, мальчик мой... Вот и ладно...»

      На Атмар Торвен вернулся на следующие сутки. Выспался и привёл себя в порядок, переоделся в военную форму, носить которую на этой планете обязывал его статус. В таком виде и застал его связник от Гиркана.
      — Моё руководство, — сказал связник, — должно предупредить вас об опасности, связанной с вашим возвращением на службу здесь, в конфедерации. За время вашего отсутствия на Атмаре и Вилиминтали случились кое-какие перемены...
      — Какого рода перемены? — спросил Имир Торвен.
      — Нехорошие перемены... В том-то и проблема, что мы почти не знаем подробностей. У нас нет здесь никакого источника информации... Вернее, были источники, но их в одночасье ликвидировали. Взяли и ликвидировали!
      — Кто?
      — Правительство конфедерации. Новое правительство...
      — И что предлагает мне ваш шеф Гиркан?
      — Он хочет, чтобы вы немедленно эвакуировались на Синиз. Если только вы не примете решение остаться, разумеется. Если вы останетесь, это может оказаться полезным для выяснения обстановки, но это очень рискованно для вас. Слишком рискованно...
      — Я остаюсь, — сказал Торвен. — Это моя планета!
      — Хорошо, — согласился связник. — Но вам, возможно, понадобится уйти на нелегальное положение. Явки и пароли прежние. И вот ещё что, — он поколебался мгновение, — перед вашим отлётом с Кантоны вам просили передать вот это. Видимо, от женщины, пахнет хорошими духами...
      — Мервэ Шотез?!
      — Уж скорее, её дочь, — улыбнулся связник. — Разумеется, мы проверили письмо: ни снаружи, ни внутри нет ничего подозрительного. Мы не знаем только содержание текста. Причины вам, я думаю, понятны? Можете смело открыть его и ознакомиться...
      — Хорошо, — сказал Торвен. — Идите.
      Оставшись в одиночестве, он взрезал конверт ножом для бумаги и вынул тонкий прямоугольник картона. На картоне стояла надпись чёрным лабораторным фломастером:
      «Искренне поздравляю с победой и с орденом! Всгда ваш покорный слуга.»
      На обороте витиеватым росчерком выведено было по-синизски:
      «Доктор Иалан Кшеш-Маалу».
      Одним движением руки Имир Торвен отправил конверт и карточку в пластиковый пакет, где хранились самые важные документы, связанные с его работой в скоплении АБС-404.
      — Что ж, надо работать, — сказал он вслух сам себе.