КОЛОКОЛА ГРОМКОГО БОЯ

     Администратор пансионата занималась своим делом: пересчитывала объёмы заказов на кофе. Объёмы были мизерные: не сезон.
     – Онни, – позвал её общественный комиссар. – Вы ведь сами обслуживаете постояльцев, когда они просят одеяла, кофе или какую-нибудь ещё мелкую услугу?
     – Да, такова традиция. Мы блюдём честь фирмы. Путешественик должен встретить живое гостеприимство, а не кибернетическое радушие.
     – Приятно слышать. Но в таком случае вы должны хорошо знать и помнить всех постояльцев за последнее время.
     – Конечно. Но до бедного Карена Сорна у нас три недели никого не было. Ноябрь – это время страшных штормов. Кому охота слушать завывания корнуолльской бури?
     – Сумасшедшим поэтам, – улыбнулся Нид.
     – Настоящих сумасшедших сейчас лечат, даже если они поэты, а ненастоящие сумасшедшие смогут обойтись шумом ненастоящей бури, – рассердилась девушка. – И вообще: вы что, закончили следствие?!
     – Нет, – вздохнул Нид, – дело, наоборот, запуталось и осложнилось. Но теперь я больше чем уверен, что это убийство, причём тщательно спланированное, да ещё и в корыстных, элементарно корыстных целях.
     – А меня, представьте себе, этот расстроенный друг Сорна вполне убедил в том, что капитан промышленности покончил с собой. Нельзя же идти так далеко в своём честолюбии! Его смерть вполне могла бы овеять эти места ещё одной мрачной легендой, вполне в его духе...
– Мрачная легенда вам и так гарантирована, – покачал головой комиссар. – А насчёт того, что это в его духе – вы неправы. Этот человек, вздумай он покончить с собой, бросился бы с Эвереста. Или наоборот: исчез бы бесшумно, дав повод для слухов и предположений. Нет, его сбросили со скалы – сбросили в тот момент, когда он, перегнувшись через ограждения и опасно балансируя на одной ноге, пытался понять, что здесь, внизу, делает его авторучка. Ведь он же точно помнил, что не брал её с собой!
     Девушка долго рассматривала маленькую блестящую торпеду.
     – Он расписывался электрическим карандашом, – сказала она. – Обыкновенным.
     – А в чём он расписывался?
     – Переписал пансионату два трудочаса за три истраченных им спасательных батареи. Он был очень пунктуальным в вопросах, касавшихся труда и экономики. Сразу сказал мне, что у нас в этот сезон очень низкая рентабельность, но что мы всё делаем правильно, потому что гостеприимство и доброе имя стоят много дороже, чем один только положительный баланс...

     – У вас есть стратосферный скафандр с утеплением? – спросил Нид.
Рож Дамон помигал, сдерживая порывистые движения.
     – Нет... Нету...
     – Тогда, – сказал ему общественый комиссар, – я должен предьявить вам обвинение в соучастии в преступном сговоре с целью убийства гражданина Объединённой Земли. Мера наказания в случае, если ваша вина будет подтверждена, вам известна...
     – Как, в каком сговоре? – Дамон замигал ещё чаще. – В каком сговоре? Я его довёл, довёл, да. Он сам себя довёл, нельзя же жить ради славы, это тщеславие, оно погубило его...
     – А ваша золотая пластинка – не тщеславие? – спросил комиссар. – Да, земляне сейчас часто меняют место работы, но и сейчас средний срок работы на одном месте – шесть-восемь лет. А в вашей рыбоохране нередки и ветераны с десяти, пятнадцатилетним стажем, потому что они любят море. Я ведь уже спросил у ваших коллег, Дамон. Вы просто выклянчили у коллег эту пластинку, Дамон. ну да дело ваше...
     – Мне надо было... иметь авторитет у молодёжи... Я же воспитываю молодёжь... я же инструктор... Куда мне без авторитета? – вяло оправдывался разом осевший Дамон.
     – Вы знаете мотобот, но моря вы не любите и не знаете, – жёстко ответил ему комиссар Нид. – Поэтому молодёжь и не видит в вас авторитета. Вы не любите то дело, которым занимаетесь. А знаете, почему вы этого не любите? Боитесь быть первым. Соревнования боитесь. А вторым быть – не хотите. Потому что для человека это очень противное состояние – быть вторым. Это значит лишить себя праздника победы. Вы не подумайте чего, Дамон, мне вас в самом деле жалко. Вы стали теперь убийцей. Только вот я не знаю пока – первым или вторым вы оказались в этом гнусном деле. Скорее всего – первым. Ваш сообщник, который всё это задумал – более опасный мерзавец. У него уж точно хватило бы духу спуститься с обрыва вниз и достать ту авторучку, из-за которой Карен Сорн опасно нагнулся вниз. Так что над обрывом на скалах стояли вы, Рож Дамон. Скорее всего, вы держали в руках какую-то петлю...
     – Меня не было здесь! – вскричал Дамон. – Не было! Я прилетел на дисколёте! Есть же диспетчерская запись в порту отправления!
     – Это и показывает, что вы действовали не один, а в преступном сообществе, – вздохнул Нид. – Запись, сделанная за вас в порту отправления, показывает, что вы и в самом деле сели на борт дискоида, но ведь дискоид-то специализированный, это рефрижератор! Вы промёрзли бы до косточек за сорок минут полёта. Вы, или хотя бы ваша одежда.
     – Ваша взяла, – ответил Дамон. – Вы правы. Я действительно приехал сюда и убил его. Но вы зря подозреваете в этом преступный сговор. Я сделал это один... по собственной воле, по собственной инициативе. Фактически я уже признался в этом.
     – Вот как? А трюк с фальшивой регистрацией на рейс?
     – Его проделала диспетчер службы, милая, обаятельная девушка. Я объяснил ей, что моему школьному другу плохо, очень плохо, но я не могу приехать к нему и поддержать, потому что дело касается нашей общей любви. А мой учитель может настаивать на приезде. Вот я и попросил её вписать меня, сказав, что сам появлюсь незаметно, когда всё хоть немного определится. Она, по-моему, не поверила, но согласилась помочь. У нас сейчас время такое. Мы, обыкновенные земляне, все друг другу во всём помогаем...
     – Скрыть следы подготовки к преступлению, например, – бросил общественный комиссар.
     Поразительно, но теперь Рож Дамон смотрел на него непримиримо. Почти нагло.
     – И это тоже, – сказал он. – Мы живём по одним законам. Кто вышел вон, хоть бы и вперёд, посторонись: сомнём. Иначе стоило ли бороться за нашу нынешнюю жизнь?
     – А стоило ли? – переспросил Нид, придав своему равнодушному голосу лишь самый лёгкий оттенок вызова. – Ведь бедному Карену Сорну при нынешнем общественном строе и впрямь ничего не оставалось. Съела его система, взяла и съела. Так ведь?
     Он хотел продолжить – и осёкся: наглое выражение сползло с лица Дамона, остался лишь тупой, беспредельный ужас, подхлёстываемый звериным неиздержанным любопытством – много ли ещё знает комиссар, в какие тайники сознания он успел заглянуть за три с небольшим часа следственных действий?

     – Убийцу мы нашли, – заметил Нид, – улики налицо. Собственно, он сильно облегчил мне работу. Если бы он просто убил и скрылся – пришлось бы поломать голову. Но он взялся обеспечивать себе алиби сразу всех возможных видов: юридическое – тем, что его здесь не было в момент катастрофы, моральное – тем, что он якобы заботился о свом друге, а теперь считает себя виновным в его смерти, а заодно уж и алиби идейное – тем, что таким людям, как Карен Сорн, в нашем обществе не место. Всё это стыковалось друг с другом так плохо, что рассчитано было лишь на безграничное доверие и терпеливую благожелательность современного землянина... обыкновенного землянина, как он нас с вами называет. Считаю дело закрытым и готов передать его контрольной комиссии. Пусть они уже судят, какие у этого мерзавца были честь и право совершить такое злодейство.
     – А вы профессионал, – с уважением сказала Онни.
     – Это была задача на несколько минут размышления, – отмахнулся общественный комиссар. – С первого взгляда, как только я увидел эту жидкую дрянь, я понял, что он тут замешан. Его гневные выпады против разных почестей и рекордов показались мне плохо совместимыми с его золотой пластинкой, а уж когда он сказал, что прилетел только что на дисколёте... Другое дело, что за ним стоит серьёзная фигура, от которой я пока не вижу даже контуров. А ведь был момент, когда мне казалось, что зачинщик этого кошмара прямо в моих руках...
     – А на чём основана уверенность, что такой зачинщик вообще есть? – спросил командир дозорного отряда, приехавший в пансионат, чтобы выполнить положенные формальности. Дозорный патруль был единственной силовой структурой, разрешённой на Земле, и все неприятности подобного рода автоматически валились на плечи ближайшего отряда дозорных.
     – Очень просто, – ответил Нид. – Ведь Дамон внушал Карену Сорну, что его «съест система». Но Дамон знает Сорна прекрасно, и он должен был сообразить, что это должно было бы в итоге привести Сорна к бунту против этой самой «системы», то есть – против общества. Соучаствовать же в таком бунте Дамон бы по своей воле не взялся: не тот характер. Да и на то, чтобы задумать и спланировать убийство своего друга детства, он сам по себе не способен. Всё-таки воспитание, общественная среда – сильные вещи, они должны удерживать от подобных поступков надёжнее, а он отравлен завистью и злобой до какого-то скотского состояния. Значит – его подталкивали извне. Вот нам и предстоит выяснить теперь вопрос, кто подталкивал. Во всяком случае, это очень злой и опасный человек. Или даже группа людей. А во-вторых, Карен Сорн приезжал сюда не отдыхать, а на деловую встречу. Но он здесь ни с кем не встречался! Онни наверняка приняла и запомнила бы любого посетителя. Так что встреча эта была конспиративной, тайной. Подробности её пока что окутаны мраком, но я надеюсь, что к ней всё же удастся подобрать ключик. Какие такие конспиративные встречи ведущего промышленника с загадочными личностями? В наше-то время, на нашей-то Земле? Вот и получается, – прибавил он, обращаясь преимуществено к девушке, – что в ближайшее время моя профессия будет очень даже производительным трудом. Как предупреждение ураганов.
     – Позвольте дать вам тогда один совет, – улыбнулась в ответ Онни. – Вы сказали, что этот человек бросился бы с Эвереста, вздумай он покончить с собой. Я имею в виду Карена Сорна.
     – Да, – кивнул комиссар.
– Так вот, я с тех пор всё думаю: не стал бы такой человек зря рисковать, вешая бессмысленный красный огонь на скалу, торчащую из бурунов в четырёх километрах от берега! А теперь я думаю: либо он таким образом подавал знак для своей тайной встречи...
     – Либо? – заинтересовано спросил командир патрульного отряда, потому что общественный комиссар уже понял, видимо, что хочет сказать ему Онни.
– Когда он вернулся, – объяснила девушка, – он несколько раз повторил, что там, где опасно, всегда должен гореть красный огонь. Я так поняла, что это было вполне в его стиле – ярко, броско предупреждать всех об опасности. Вот я и думаю...
     – Остров надо проверить, – кивнул ей патрульный и сделал пометку в блокноте. – А вы, Нид, не хотите поинтересоваться судьбой всех подарочных авторучек, сделанных для экипажа «Ориноко»?
     – Я уже направил срочные запросы их владельцам. Это было моим первым действием, когда я узнал про авторучки.
     – Да, – подтвердила Онни, – я тоже как раз про авторучки подумала.
     – Знаете что? – спросил вдруг у девушки Нид. – Закрывайте ваш пансионат, всё равно сейчас не сезон. И идите работать в общественную комиссию по этому делу. Может, это и непроизводительный труд, но уж во всяком случае, это сейчас полезнее, чем подавать кофе постояльцам.
     – Я подумаю, – важно сказала Онни, полузакрыв огромные серые глаза. – А вы меня научите быть детективом?
     – Я же не детектив, – ответил Нид. – Я просто член общества, который на общественных началах выполняет важную работу – охраняет его. Я обыкновенный землянин.
     – Пожалуйста, – попросила девушка, – не говорите при мне больше этих слов. Они ужасны.